Советская улица, Гатчина. 26 января 1944 / Соборная улица, Гатчина. Советские солдаты проходят по Советской (сейчас Соборной) улице после боя.
Из воспоминаний советских солдат, участвовавших в освобождении Гатчины (по материалам https://gtn-pravda.ru/):
Владимир Павлович Симанёнок (1922-2016), коренной гатчинец, рядовой, радист 51-й Красносельской Краснознамённой ордена Суворова отдельной пушечно-артиллерийской бригады:
"Ночь с 25 на 26 января была морозной. Моя часть шла со стороны Татьянино. Уже днем в 12 часов встречали наших. У железнодорожной платформы Татьянино все 2-этажные дома выгорели, мой тоже. На пепелище я не пошел. А 26 января вдруг наступила оттепель, и день стал промозглым, слякотно было так, что валенки набухали от воды и хлюпали. В Гатчине повсюду - разбитая техника, трупы. У нынешнего городского музея немецкие кресты, кресты. [Сотрудники музея сказали мне, что несколько лет назад в садике у музея при проведении ремонтных работ были обнаружены останки немецких солдат - А.Ш.] В отличие от пехоты мы, артиллеристы, потерь не имели. У граммофонной фабрики, на проспекте, встретили трёх знакомых (они пережили оккупацию), поговорили с ними. Местные люди выглядели грязными, измождёнными, замотанными в какое-то тряпьё...
Помню еще вот такой случай. Наша 51-я бригада расположилась на отдых в Загвоздке, в одном из домов на Овражной улице. Дом был старый, бесхозный, пол покрыт соломой, на которой мы вповалку и спали. Дня через два или три, а мы стояли здесь до 1 февраля, сели мы однажды обедать, открыли консервы, нарезали хлеб. Вдруг слышим стук снизу. Мы опешили, стали разгребать солому и нашли дверь в подпол. Осторожно открыли, а там три спрятавшихся немца. Один из них на ломанном русском говорит, что они очень хотят есть. Мы спросили их: чего не удрали-то? Немец сказал, что они спрятались во время нашего наступления, думали отсидеться и дождаться, когда русские уйдут. На что кто-то из наших ребят сказал: «Мы теперь больше не уйдем!» Немцев увели в специальный пункт, где содержались пленные".
Из воспоминаний В. Соколова, рядового 224-й стрелковой дивизии:
"Мы штурмовали вражеские оборонительные линии и наступали в направлении обелиска на проспекте 25 Октября. Именно возле этого ориентира был горячий бой. Мы штурмовали двухэтажное красное кирпичное здание, где, по данным разведки, находился штаб гитлеровской дивизии. В этом бою погибли мои дорогие боевые товарищи, да и сам я был дважды тяжело ранен.
В 1969 году я впервые после войны посетил Гатчину и увидел тот дом, что стоит недалеко от железнодорожного переезда. Именно его мне и моим товарищам пришлось брать штурмом. Когда я увидел на стенах около окон выщербленные от наших пуль кирпичи, то не мог удержаться и невольно заплакал. Эти отметины напомнили мне прошлое…
Тогда, в январе 1944 года, мы быстро пробежали мимо горящего дворца у самого памятника Павлу I. И только через несколько часов смогли овладеть зданием. К этому времени нас осталось только трое – мой товарищ из Узбекистана Авреев и Иван Головин из Ульяновской области.
Из окон мы заметили, что большая группа фашистов пытается прорваться вдоль железнодорожного полотна к Варшавскому вокзалу. Мы открыли дружный огонь, и почти каждая наша пуля настигала врага. Вскоре нам пришлось очень туго.
Разъяренные фашисты полезли на приступ, ведя бешеный огонь. И скоро оба мои товарища были убиты. Затем не миновала и меня вражья пуля. Я потерял сознание. Очнулся я от того, что меня куда-то тащили волоком. Приоткрыв глаза, я увидел фашистов, которые пытались выбросить меня из здания. Тут раздались новые выстрелы в меня. Так я в этот день был «убит» во второй раз. Только на следующие сутки, когда ко мне вернулось сознание, наши санитары рассказали мне, что я лежал возле угла без признаков жизни в луже собственной крови…
Временно нас, десять раненых, оставили у одной женщины в домике на окраине города (к сожалению, совершенно забыл, где именно мы тогда лежали). Знаю одно: эта женщина старательно ухаживала за нами и поделилась последней картошкой, кроме которой у нее ничего не было. Бойцы принимали от неё картофель со слезами, чувствуя, что мы у своих людей, которые нам очень благодарны за освобождение".
Полковник А. Батлук, командующий 120-й стрелковой дивизией:
"Бой продолжался всю ночь. Гитлеровцы оборонялись с яростью обречённых. Взрывали всё, что можно было взорвать. Минировали дороги, лощины, дома. На подступах к Гатчине, на ее окраинах и в центре города дивизионные и полковые сапёры сняли более пяти тысяч мин натяжного и нажимного действия. Окраины города стали ареной наиболее ожесточенных боев. Фашистские автоматчики и пулемётчики сидели в каждом каменном доме, на перекрестках улиц".
П. Морозов, командир 410-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона:
"Утром 26 января наш дивизион занял огневые позиции в районе станции Гатчина-Товарная. Вторая батарея дивизиона под командованием лейтенанта Абрамова выбрала особенно удачную позицию. Артиллеристы прямой наводкой уничтожали вражескую технику и живую силу, которая отступала из города в направлении деревни Химози. Мне было видно в бинокль, как одна за другой взлетали в воздух автомашины с немецкими солдатами.
В одном из сараев в районе железнодорожной станции артиллеристы дивизиона обнаружили трупы женщины и мальчика лет 4-5, зверски убитых фашистами. Мальчику было нанесено два штыковых ранения в грудь и в живот, а у женщины был распорот живот и выколоты глаза. Здесь же возле трупов солдаты и офицеры поклялись отомстить фашистам за их зверства. Эта клятва артиллеристов была выполнена. В боях за Гатчину нашим дивизионом уничтожено 14 танков и бронетранспортёров противника, несколько десятков автомашин, около ста огневых точек врага и несколько сот фашистских солдат и офицеров".
Валентина Михайловна Макеева (1925-2012), старший сержант, 291-й стрелковой дивизии, житель Гатчины с 1940 года:
"Плакала я, когда увидела Гатчину в январе 1944 года. Плакала от радости, что вернулась, и плакала от обиды и жалости. Фашисты не пощадили город. Постарались превратить его в руины. Жестоко обошлись с парками. В город я вошла одной из первых, вместе с нашими наступающими частями. В сорок четвертом я уже командовала минометным расчетом, имела звание старшего сержанта. Помню, как командир роты Кононенко подошел ко мне и говорит: «Идём, солдат, твой город освобождать".
Радости той минуты не передать. Я смеялась, вела себя как девчонка, забыв, что я командир. А потом пошла вперед. К Гатчине мы приближались со стороны Красного Села. Многое забылось. Но утро 26 января вижу, как сейчас.
Над городом плыли чёрные клубы дыма. Во многих местах видны были языки пламени. И особенно больно было смотреть на тёмные провалы окон дворца, откуда вырывался огонь. Помню приказ командира роты: вести только прицельный огонь, как можно меньше выпускать мин по городу! Приказ был отдан не ради экономии боеприпасов, а ради того, чтобы сохранить город.
Запомнились и первые встречи с гатчинцами. Вид у них был, надо прямо сказать, неважный. Многие походили на тени. Но зато глаза у каждого светились радостью. Еще бы. Кончились для них страхи, кончилась ночь.
В боях за Гатчину наша рота понесла потери. И до прибытия пополнения нас задержали на несколько дней в Большой Загвоздке. Здесь мы привели в порядок свои «самовары», как тогда называли миномёты, латали и штопали обмундирование".