Petersburgerstrasse, Lindemannstadt. Осень 1941 / Проспект 25 Октября. Гатчина. Май 2021
Немецкие солдаты у памятника Ленину. На заднем плане находится здание госпиталя, в парке перед которым было устроено немецкое военное кладбище.
Из книги А. Бурлакова "Гатчинский край в годы оккупации и войны 1941-1944":
"Главным условием выживания жителей в период оккупации стало преодоление голода. К декабрю 1941 года запасы продовольствия у многих горожан подошли к концу. Зима была особенно трудной, участились болезни, не хватало топлива, от голода умирали дети и старики. Только с зимы 1942 года нетрудоспособное население Гатчины начало получать по 150 граммов хлеба в день, а трудоспособное - по 200 граммов и одному литру баланды «отвратительного вкуса и качества».
Часто, когда люди обращались к немцам с просьбой о выдаче хлеба, им отвечали: «Просите у товарища Сталина, чтобы он вам прислал хлеба». Истощенные голодом, они подбирали отбросы на помойках, а дети ходили попрошайничать к немецким кухням. Bоспитанники детского дома - Андрей Каретников, Валентин Савельев и Игорь Лисов, рассказывали: «Зимой 1942 года мы играли на улице. Мальчик из нашего детского дома- Бондарчук Коля, 5 лет, пошел просить хлеба у немцев. Он подошел к окну и только начал просить, как солдат один выстрелил из нагана Коле в голову и ранил его».
С первых дней вступления фашистов в город до лета 1942 года трупы казнённых гатчинцев можно было видеть ежедневно. [Начиная с мая 1942 года немцы решают изменить политику по отношению к местному населению, осознав, что им придётся задержаться в этих местах надолго, и прекращают практику публичных казней. Расстрелы партизан и "нарушителей режима" начинают устраивать в более удалённых местах, таких как парк Сильвия, после чего населению объявлялось о казнях в листовках - А.Ш.] "Они висели по несколько человек на одной виселице, с прикреплённой к ногам доской, на которой было написано совершённое ими "преступление": "За связь с партизанами", "За кражу рождественских подарков", "За поджог". Трупы обычно висели по нескольку дней, затем сменялись новыми". Среди повешенных были не только женщины и девушки, но даже дети.
Гражданин Курковский сообщал членам Специальной комиссии по расследованию фактов злодеяний немецко-фашистских захватчиков на территории Гатчины, созданной после освобождения города в 1944 году, что видел повешенных на Базарной площади двух мальчиков 10-12 лет. Жительница Гатчины Тамара Васильевна Шарпаева, 1931 года рождения, вспоминала, что особенно беспощадно немцы карали за воровство. "Мальчишек, которые воровали у них спички, немцы вешали на виселице на рынке, чтобы люди, идя мимо, видели, как наши мальчишки за коробок спичек на верёвке болтаются".
Рассказывает переживший все ужасы оккупации Борис Фёдорович Патрикеев, коренной гатчинец. Когда началась война, ему было всего восемь лет: "Детей в Гатчине много. И все хотят есть. Кто-то не выдерживал, стащит буханку хлеба; если его поймают, отправят на виселицу. На старом рынке 4-5 виселиц, и они редко бывают пустые. На груди подписи: "партизан", "вор", "коммунист". Запомнился 14-летний мальчик". Удалось установить его фамилию - Абросимов. Он утащил у немцев кусок хлеба. В Гатчину периодически доставляли на казнь жителей из окрестных сёл и деревен. Всего за годы оккупации в городе было казнено не менее 750 человек...
Когда наши войска освободили Гатчину,в ней оставалось всего около 2500 жителей [из 55000 до начала войны - А.Ш].
В последние дни своего пребывания в Гатчине фашисты начинают планомерное уничтожение города: поджигают Большой дворец, довоенное здание Граммофонной фабрики, где размещался концлагерь, горят здания «Красных казарм», школы No4 и музея истории города (здесь находились госпитали), полицейского управления на Красной улице, здание Лесной оранжереи в Гатчинском парке.
«Зондеркоманда, с ранцами за плечами, методично обходит улицы и все поджигает, взрывает даже телеграфные столбы. Дошел слух, что и церковь взорвут... Они взрывают здание городского театра, Варшавский и Балтийский вокзалы, почти все мосты в Гатчинском парке...
Накануне освобождения, когда бои с противником развернулись уже на подступах к Гатчине, жители города пытались укрыться в подвалах своих домов и в Павловском соборе. Мы понимаем, что будут большие бои. Боимся больше всего угона в Германию. Оставшиеся гатчинцы потянулись в Павловский собор. Подвал там был забит людьми. Нам уголок все же достался...
За день до освобождения появляется группа наших разведчиков. Завязался бой. Из церкви брат и сестра, Вера и Гриша Поддуражные, решили пойти домой на улицу Солодухина и наткнулись на двух раненых. Они на санках-волокушах укрыли их в своем сарае. Все мы об этом узнали. А бой уже близко. Похоже, разведчики были разбиты.
Вдруг открывается дверь нашего подвала и врывается советский офицер: «Можно скрыться?». Он отстреливался до последнего патрона. Мы все повисли на нем с криками радости. А потом испугались. Старый немощный батюшка, ему под 80 было, и он только лежал, приказал закрыть ворота. Офицера закидали узлами... Ближе к вечеру офицер снял бушлат и оказался в парадной форме с золотыми погонами, грудь - вся в орденах и медалях. Он был то ли ст. лейтенант,то ли капитаном. «Не волнуйтесь, продержитесь одну ночь, завтра будете свободными»... Я засыпаю. Просыпаюсь от толчков матери. Оказывается, в трех метрах от меня граната залетела в окошко, но застряла в решетке и взорвалась."
В Акте о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в городе Гатчина, составленном в 1944 году, сообщается, что в подвальное окно собора отступающие фашисты бросили гранату. Здесь же говорится, что священник Федор Забелин спрятал в ризнице храма разведчика, "красного командира".
«Когда немцы уходили из Гатчины, мы с мамой прятались в подвале частного дома на улице Солодухина. Не только мы - там много народу пряталось", вспоминала Т.В. Шерпаева. "Немцы заглянули в подвал, увидели одних женщин и детей, махнули на нас рукой: «А-а рус, рус...» - и закрыли крышку, а мы, сжавшись, ждали, что они начнут по нам стрелять... Когда стрельба прекратилась, мы вышли из подвалов и увидели, что наши идут. Конечно, встречали их с великой радостью. С криками «ура», со слезами..."