Итак, обещанный пост о немцах в ЭПРОНе.
Вначале следует хотя бы пунктиром наметить политику советского руководства по отношению к российским немцам в годы войны. Как пишет в своей статье доктор исторических наук А.Ю. Безугольный, политика в отношении призыва в армию в СССР в довоенный период была настолько же сложной, насколько и само устройство такой многонациональной страны, где жили национальности с разными укладами жизни и разным уровнем образования. Ввиду низкого уровня образования и незнания русского языка, многие народы Средней Азии не подлежали призыву, как в царские времена, некоторых призывали выборочно. В 1939 году был в порядке эксперимента проведён общий массовый призыв без учёта национальных особенностей, который наглядно подтвердил неготовность "отстающих" республик к предоставлению нужного количества солдат с хотя бы минимальным уровнем образования.
И если по показателям грамотности российские немцы находились в СССР на одном из первых мест, то давняя история антинемецких настроений в России, усугублённая немецкими погромами в Первую Мировую и приходом к власти нацистов в Германии, очевидно сказались на их приёме на военную службу. Однако несмотря на германофобию, скрытую или явную (в 1937-38 годах проводилась "немецкая" операция НКВД), армия не была систематически зачищена от лиц немецкой национальности. На 1 января 1941 года в рядах РККА служили 16576 немцев, или 0,46% от общей численности личного состава, при этом немцы в СССР составляли в 1939 году 0,84% от всего населения. То есть говорить об аномально низкой представленности этой национальности в армии не приходится.
С ухудшением ситуации на фронте отношение советского руководства к своим немецким гражданам стало меняться, на фоне слухов и панических донесений о "стреляющих в спину нашим солдатам немецких поселенцах" - как принято говорить, "на фоне общей нервозности". В печально знаменитом постановлении от 28.08.1941 Президиума Верховного Совета СССР о депортации немцев Поволжья утверждается, что среди них "имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, полученному из Германии, должны произвести взрывы". Каким образом были получены эти сведения, как нацистам удалось создать столь грандиозную сеть шпионов, как её упустил из виду НКВД и как он в кратчайшие сроки чекисты смог качественно раскрыть этот заговор, не сообщается ни в документе, ни в каких-либо иных источниках. Опубликовавший этот документ историк Н.Ф. Бугай лаконично отмечает в сноске, что "данные не подтверждаются".
Примечательно, что проводить зачистку Ленинграда и области от "неблагонадёжных элементов", в число которых включались немцы и финны, командование Северного фронта (позже разделённого на Ленинградский и Карельский) решило ещё за неделю до выхода вышеупомянутого постановления. Конкретные мероприятия по депортации были определены постановлением от 26 августа, а с 27 августа немцев баржами и поездами должны были начать вывозить из Ленинграда. Однако в тот день поезда из Ленинграда почти перестали ходить по последней железнодорожной ветке, связывавшей город с остальной страной, а на следующий день, после чудом прорвавшегося в сторону Тихвина последнего поезда, её заняли части Вермахта. По горькой иронии судьбы, питерским немцам не повезло отправиться в ссылку в Сибирь, и им пришлось разделить ужасы блокады с остальными ленинградцами.
После серии депортаций немцев, предпринятых органами НКВД по всему СССР в августе-сентябре 1941 года, зачистка немцев из рядов Красной Армии была вполне логичным ходом, который и последовал через полторы недели. Известное постановление от 8 сентября 1941 года об изъятии военнослужащих-немцев, короткая директива из двух абзацев, имело куда более любопытный черновой вариант, поданный на рассмотрение в НКО СССР Главупраформом. А.Ю. Безугольный приводит из него такие цитаты: "эти лица [то есть военнослужащие-немцы. – А.Б.] не могут и не должны пользоваться каким-либо доверием [выделено мной. – А.Б.] бойцов и командиров Красной армии", поскольку могут быть использованы в провокациях германского командования. Проект приказа предлагал изъять весь рядовой и младший начальствующий состав из числа немцев, "установив за ними строжайшее наблюдение", а начальствующий состав – уволить из армии". Однако то ли от того, что страхи Главного управления и формирования Красной Армии не разделялись командованием на всех уровнях, то ли от непоследовательности национальной политики в Красной Армии, то ли от нежелания командиров лишаться личного состава в и без того понесших колоссальные потери подразделениях, тотальная и незамедлительная чистка немцев не была проведена.
Отдельно следует отметить, что и в этом вопросе ленинградское руководство проявило высокую политическую бдительность, предвосхитившую официальные директивы. В конце июля 1941 года был арестован командующий Лужской Оперативной Группой генерала Пядышев, выбранный Ждановым в качестве козла отпущения за неудачи в обороне на подступах к городу. Когда через 2 года после состоявшегося в сентябре 1941 года суда Пядышева пытались вытащить из Печорлага такие высокие военные чины, как генерал Воронов и маршал Василевский, Жданов написал письмо Прокурору СССР Бочкову, где помимо таких причин для ареста Пядышева, как "командование войсками без души", он также отмечает с восклицательным знаком: "...Пядышев ухитрился на пост начальника своего штаба в Лужской опергруппе подобрать командира из немцев, что также нам казалось не совсем случайным!" При этом столь опасный немец продолжал занимать должность представителя оперативного управления Ленфронта аж до 10 декабря 1941 года, когда настал его черёд расплатиться за ошибки командования и отправиться в лагеря по тем же обвинениям в "распространении пораженческих настроений и проведении антисоветской агитации". В отличие от Пядышева, который умер в лагере в 1944 году, Фёдор Петрович Кауфельдт, который судя по биографии, был скорее всего латыш, а не немец, отсидел свой срок и дожил до 1975 года. Оба командира были реабилитированы в 1950-е годы.
В упомянутой выше статье Безугольного ситуация с "этническими чистками" в РККА резюмируется таким образом: "Анализ статистических материалов по личному составу Красной армии позволяет утверждать, что, несмотря на категорический характер требований об изъятии из войск представителей того или иного этноса, таковые никогда не выполнялись полностью. Директивы приходилось повторять по несколько раз. До самого конца войны всегда находились лазейки для того, чтобы оставить в войсках отдельных представителей репрессированных народов, а также для попадания на фронт добровольцев из числа народов, чей призыв был запрещён или приостановлен". На один подобный запрос о военнослужащих немецкой национальности, изданный в рамках очередной "напоминательной" директивы, я и наткнулся в ходе изучения папок с приказами руководства по личному составу и донесений политотдела ленинградского отряда ЭПРОНа - Экспедиции Подводных Работ Особого Назначения.
Ленинградский 27-й отряд ЭПРОНа был по меркам Ленфронта совсем крошечной организацией численностью в пару сотен человек, но от его работы напрямую зависело выживание города. Эпроновцы занимались подводными работами для строительства причалов на пустынных берегах Ладоги, выкачивали зерно с затонувших барж, прокладывали подводный кабель и трубопровод, поднимали затонувшие корабли и плавучие краны, в том числе и линкор "Марат". Можно без преувеличения сказать, что без этой группы профессиональных водолазов, моряков и инженеров Ленинград мог бы полностью вымереть в первую блокадную зиму. Видимо, по этой причине расставаться с ценными кадрами, будь они даже неправильной национальности, руководство ЭПРОНа не спешило. В донесении от 14 мая 1942 приводится информация о двух немцах, числившихся в личном составе 27-го отряда:
Список лиц иностранной национальности по экспедиции ЭПРОНа КБФ
№0010, дивизионному комиссару ЛЕБЕДЕВУ
Немцы [единственные "иностранцы" - А.Ш.]:
1. Эссен Александр Эдуардович, главный старшина, кандидат в ВКП(б) с июля 1941 года, адъютант начальника ЭПРОНа. Характеристика: "В политическом отношении подозрений не вызывает. В жизни парторганизации участвует, поручения выполняет добросовестно. С окружающими общителен, тактичен и вежлив.
2. Майер Александр Адамович, краснофлотец, водолаз. Характеристика: "Призван из запаса, мало изучен [ни в этом документе, ни в других я не обнаружил, когда именно он был призван из запаса, так как смотрел дела только за 1942 год. Если уже во время войны и после директивы об изъятии немцев, то это довольно необычный случай - А.Ш.]. Политических настроений отрицательного порядка не замечено. В общественно-политической жизни участия не принимает."
Военком ЭПРОНа Полковой Комиссар БУРЧЕНКО, 14.05.1942г.
В той же папке, то есть "единице хранения", я обнаружил список неблагонадёжных элементов, которые себя дискредитировали неблаговидными поступками или высказываниями. К сожалению, переписывать его от руки я не стал, понадеявшись на возможность сканирования документов. Если мне их в итоге сканировать не разрешат, придётся вернуться к той же папке. Во главе списка из пары десятков имён моряков, которые в основном были уличены в пьянстве и отлынивании от работы, были двое "политических", русский и поляк по национальности. Оба они заявляли почти одними словами (привожу по памяти), что "немцы культурные люди, ничего под оккупацией страшного не происходит", и один из них продолжал свою мысль в таком духе, что "я на фронте насмотрелся на командиров, которые бегут и в тылу отсиживаются, а солдат на смерть ведут. Вот если на фронт попаду, то сбегу или немцам сдамся". Тема мотивации для перебежчиков, которых на Ленинградском фронте было огромное количество, меня интересовала давно, и было бы крайне любопытно прочитать протоколы допроса этого солдата. Хотя социологическая выборка здесь ничтожно мала, примечательно, что русские и поляки в отдельно взятом отряде оказываются более высокого мнения о немцах, чем сами немцы. Хотя, казалось бы, информация о преступлениях нацистов к середине 1942 года была распространена максимально широко после освобождения части советской территории в ходе Московского контрнаступления.
Однако самой удивительной историей, которую я обнаружил в политдонесениях, было разоблачение тайного немца в ЭПРОНе. Разрешат ли мне сканировать эту страницу, пока неизвестно, но к счастью, я догадался выписать наиболее важные части донесения:
Исх. номер 70, донесение от 04.10.1942
О скрытии национальной принадлежности краснофлотца СЕМЕНЧУК
[В результате проверки выяснилось, что Семенчук оказался не тем, за кого себя выдаёт, и личность его была установлена - А.Ш.]... Настоящее имя - Лаур Иван Дмитриевич, род. в 7-й немецкой колонии Севастополя в 1921 году. Жена Лаур Анна Карловна. За подлог в документах и присвоение витаминизированных конфет [для чего был сделан подлог, сокрытия фамилии или получения конфет, в тексте не поясняется - А.Ш.] судим Военным Трибуналом, приговорён к 4 годам. Был на фронте, контужен, после излечения прибыл в Отряд. [Учитывая, что 4 года он не мог провести в тюрьме ввиду своего возраста, скорее всего был отправлен в штрафную часть и после ранения направлен в ЭПРОН - А.Ш.]
[Смену фамилии Лаур объясняет так - А.Ш.] "Национальность немец меня мучает, т.к. мы с немцами воюем. Я не хочу, чтобы у меня значилось, что я немец, потому и сделал подчистку в краснофлотской книжке". Объясняет ещё и тем, что будто бы один из краснофлотцев, фамилии которого он не знает, сказал, что при удобном случае он его пристрелит."
К сожалению, документов с решением руководства Отряда по этому делу я не нашёл. Попробую установить его дальнейшую судьбу, хотя на Памяти Народа о нём нет никаких упоминаний. На фоне стереотипа об аккуратном и рациональном немце это совершенно русский лесковский персонаж, наш неприкаянный и склонный к импульсивным поступкам "verzauberter Pilger".
Как я отмечал ранее, этот текст всего лишь крошечная виньетка на основе пары документов и не может претендовать на глобальные выводы. Для полноценного труда об участии российских немцев в Красной Армии потребуются годы работы в архивах - если подходить к этому с немецкой педантичностью и тщательно тралить огромные груды томов на предмет наличия таких донесений. И всё же мне было крайне любопытно узнать, что на передовой борьбы Ленинграда за выживание были и Russlanddeutsche, которые вражеских пуль и бомб порой боялись меньше, чем своих командиров. Впрочем, "смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою" далеко не только они, но это уже совсем другая история.