В качестве вступления
Эта история началась для меня в далёком уже 2017 году, или "в прошлой жизни", когда я работал гидом-переводчиком и водил туристов по дворцам и музеям Петербурга. Одновременно с этим я поддерживал свой маленький сайт с военно-историческими экскурсиями, надеясь когда-нибудь окончательно отойти от изрядно поднадоевших золотых завитушек и заняться тем, что мне нравится более всего. После того, как я успешно провёл экскурсию для группы англичан по Дороге Жизни, Невскому Пятачку и Диораме, мне предложили провести 5-дневный тур по ленинским местам от Шалаша до Смольного, приуроченный к 100-летию Революции. Англичане остались в полном восторге от увиденного и услышанного, и предложили мне участвовать в их масштабном туре по полям сражений Восточного фронта от Ленинграда до Курска. Мне предложили вести группу по несколько дней в Питере и Москве, для чего нужно было составить и организовать тур по полям сражений Битвы за Москву. В Волгограде и Курске у них уже были свои контакты. Хотя я ранее совершенно не интересовался московской тематикой, от такого предложения было невозможно отказаться, причём даже не столько из-за денег, сколько из-за возможности профессионального развития. Тем более, что в планах на весну 2020 года предполагалось моё участие в экскурсии по Зееловским высотам и Берлину с несколькими приглашёнными экспертами в качестве представителя "русского взгляда на события".
Вначале я решил сделать разведку полей сражений под Москвой лёгким способом, взяв автобусную экскурсию или частный тур, который бы сэкономил мне время и деньги. В конце концов, в Питере есть несколько фирм, которые возят туристов по таким маршрутам, потому в Москве их должны были предлагать на каждом углу. После прочтения нескольких фундаментальных работ и собственных исследований я смог бы составить необходимый маршрут и без проблем подготовился бы к приезду иностранцев. Как выяснилось, мои ожидания были крайне наивными, так как в Москве не было (и до сих пор нет) ни одной фирмы, которая предлагала бы подобную услугу. По факту битва за Москву как предмет экскурсионного рассказа для туристов существует исключительно в музее на Поклонной Горе и музее Обороны Москвы, но ни в коем случае не в тех местах, где она непосредственно происходила. Англичане мне ранее жаловались, что все англоязычные экскурсии по этой теме проходили в стиле: "Вот вам Красная Площадь, тут был парад. А вот Поклонная Гора, тут диорамы и танки. Чего же боле, что я могу ещё сказать? С вас пять тыщ". То, что с русскими экскурсии дело обстоит столь же прискорбным образом я не мог, и мне в итоге пришлось всё делать самому. Вообще если бы не иностранцы, то я, возможно, выбрал бы в итоге иную сферу деятельности, так из-за отсутствия местного спроса в России проводить подобные экскурсии может либо полностью отмороженный на голову энтузиаст, или человек с солидным медиа-пиаром, к которому придёт аудитория только из-за его персоны. В итоге у первых не хватает денег на организацию и рекламу, а вторые изначально стали популярными, освещая иные, более востребованные темы, и потому дело никак не продвигается.
Мои московские друзья Ваня и Юля любезно согласились провезти меня по намеченным мной точкам на своём автомобиле, и мы два дня колесили по Подмосковью от Наро-Фоминска до Зеленограда. На пути из Наро-Фоминска в Кубинку идеальной остановкой была деревня Акулово, где 1 декабря 1941 года была остановлена попытка немецкого прорыва к Кубинке. Прочитав найденную в сети литературу о том бое, я знал, что в тот же день бои шли в находившемся в 3 километрах к западу от Акулово селе Дютьково, но из-за отсутствия прямой дороги, где не застрял бы наш паркетник, решил туда не ехать. Тем более, что в найденных мной в то время статьях (в основном перепечатках материалов советского времени) говорилось о "пехотной атаке фашистов", которая быстро захлебнулась, а в Акулово была устроена засада на целую танковую колонну. Делать большой крюк ради какой-то боя местного значения я не стал, и потому благополучно забыл об этом эпизоде до настоящего времени.
Пару недель назад я собрался сделать материал о бое под Акулово и решил прочесать интернет на предмет новых исследований и документов. Как оказалось, с того времени вышло несколько новых статей, где упоминалось, что под Дютьково воевали не стандартные "фашисты", а Французский Легион Борцов с Большевизмом. При этом, как оказалось, это была его первая и последняя атака на фронте против регулярных советских частей, которые оказались тоже не самыми "регулярными" в нашем обыденном представлении. Глубоко погружённый в эту тему историк наверняка усмехнётся над очередным профаном, обнаружившим нечто ему давно очевидное, но в своё оправдание я могу только сказать, что никаких мемориалов, кроме таблички на церкви, в Дютьково нет, а информацию об этом бое и его участниках можно найти только в специализированной литературе и буквально в 2-3 повторяющих друг друга статьях, затерянных в недрах интернета.
Возвращаясь к теме экскурсий, я решил структурировать свой текст не как историческое исследование и не как стандартный научно-популярный рассказ с залихватскими ура-патриотическими оборотами, но как рассказ гида, проведшего полевые исследования. Для того, чтобы не раздувать текст до неприличных объёмов я решил сфокусироваться исключительно на французах и событиях в Дютьково, ограничившись лишь упоминанием о происходивших в тот день событиях в Акулово. Итак, хотя история эта началась в конце июня 1941 года в Париже, я начну рассказ издалека.
Начало пути
При желании историю Французского Легиона можно проследить и к более ранним временам конца 19 века, когда французские социологи выдвинули ряд националистических, расистских и социал-дарвинистских философских учений. Тогда же произошло печально знаменитое "дело Дрейфуса", расколовшее страну на два непримиримых лагеря и ставшее зримым показателем широко распространившегося антисемитизма. После Первой Мировой Войны вся Европа стала ареной острого политического соперничества между правыми и левыми силами, что привело в восточной её части к установлению правых диктатур, в Италии пришли к власти фашисты Муссолини, в Испании установил националистическую диктатуру Франко. Хотя Франция смогла удержаться от падения в диктатуру, её постоянно потрясали политические кризисы от волнений как в правой, так и в левой части политического спектра. Проигрыш в кампании 1940 года положил конец этим спорам, левые силы ушли в подполье или бежали из страны, и страна оказалась разделена не только на два идеологических лагеря, но и на две географические части - оккупированный Германией север и запад страны, и остающуюся под контролем формально независимого французского правительства со столицей в городе Виши южную часть, руководителем которой был маршал Петен.
Начало операции "Барбаросса" было с восторгом воспринято французскими крайне правыми, которые либо открыто одобряли немецкую оккупацию как этап становления гитлеровской "Единой Европы", в которой Франция займёт достойное место, либо же готовы были идти на войну "хоть с дьяволом, но против большевиков". Уже на второй день войны лидеры нескольких пронацистских партий подают прошение немецкому "дипломатическому куратору" Франции Отто Абецу о создании воинского подразделения, которое отправится на войну против "азиатского большевизма", причём делают это через голову главы государства. Стоит отметить, что несмотря на утвердившиеся в популярном сознании представления о полной марионеточности правительства Петена, оно постоянно пыталось сохранить остатки своей самостоятельности и испытывало двойственные чувства по поводу создания легиона, который мог, с одной стороны, стать серьёзным аргументом у сторонников полного подчинения немцам, с другой - символом участия Франции в объединённых силах Европы в борьбе против большевизма на равных правах с Германией.
К тому же, Петен не хотел вступать в открытый конфликт с СССР, что вызвало бы целую череду дипломатических проблем и могло бы лечь тяжёлым бременем на население. При этом отправка ограниченного контингента могла бы "умаслить" Гитлера в расчёте на возможные послабления немецкого контроля над страной. Так или иначе, все эти колебания были прекращены дипломатическим нажимом из Берлина, и 1 июля вишистское правительство объявило о том, что оно "не будет препятствовать созданию легиона".
Ожидания vs реальность
Ровно через неделю в Париже торжественно открылся первый пункт по набору добровольцев, причём находился он в помещении бывшего офиса "Интуриста". Вероятно, французы решили ознаменовать начало славного похода на Восток победой над коммунистами в отдельно взятом помещении, но учитывая дурную славу советской турфирмы в те годы, это скорее было предостережением судьбы, которое они не смогли осознать. А ещё через 10 дней на Зимнем Велодроме состоялся торжественный митинг пронацистских движений, собравший около 8000 человек, лидеры которых провозгласили создание "Легиона французских добровольцев в борьбе против большевизма".
В этот раз выбор места стал провозвестником трагедии, которая стала неизбежным следствием политики коллаборационистов. Ровно через год почти такое же количество французских евреев, треть из которых были детьми, будет собрано на том же стадионе для отправки в концлагеря. До конца войны из 7800 доживёт не более сотни.
Отношение к французским добровольцам со стороны нацистов и чинов Вермахта, за небольшими исключениями вроде Абеца, варьировалось от скепсиса до откровенного презрения. Кроме того, накануне официального провозглашения Легиона Гитлер разразился гневной тирадой по поводу статьи в официальной газете вишистского правительства, где говорилось о том, что "воспользоваться плодами победы в войне против СССР должны будут не только немцы, но и все европейские государства". Такое посягательство на кусок шкуры неубитого медведя Гитлер счёл запредельной дерзостью со стороны побеждённых французов, при том, что вишисты в легион не вкладывались деньгами и формально не имели к нему отношения, а всё финансирование шло со стороны немецкого посольства. Помимо прочих, это стало одной из причин, по которым на набор в Легион были наложены жёсткие ограничения как по численности, так и при отборе кандидатов: в случае отсутствия 3 зубов или иных стоматологических проблем заявители не могли рассчитывать на зачисление, и это не говоря о хронических заболеваниях, вредных привычках, наличии судимостей и, конечно, арийском происхождении. Впоследствии, впрочем, эти требования были смягчены, и в Легион попали несколько чернокожих марокканцев.
С середины 1941 по осень 1944 года заявления о вступлении в Легион подали около 13 000 человек, при этом реально попасть на службу удалось менее, чем 6 тысячам из них. Осенью 1944 года, буквально наскребя франкоговорящих солдат из расформированного Легиона и различных коллаборационистских формирований, немцы смогли набрать только около 7 тысяч человек, которых гордо назвали дивизией несмотря на то, что в полноценной дивизии их должно было быть в два раза больше.
Для сравнения, к осени 1943 года, когда вся Франция была под прямым немецким контролем и вишистское правительство утратило всякую самостоятельность, только активных штыков партизан "маки" насчитывалось от 25 до 40 тысяч человек. И это не считая других участников Сопротивления, в рядах которого к концу войны приняло участие в разные периоды около миллиона человек. Эти цифры явно противоречат популярному в российском интернете мифу о том, что "на немецкой службе воевало больше французов, чем в рядах партизан против них".
После окончания набора в сентябре 1941 года первая часть легионеров отправилась в учебный лагерь рядом с оккупированным польским городом Демба, где их, помимо немецкой муштры, ожидало первое разочарование. Вместо обещанной в рекламных буклетах рекрутеров французской униформы с немецкими знаками различия им выдали стандартную немецкую форму, на рукав которой великодушно разрешили пришить французский шеврон. Несколько десятков легионеров, глубоко фраппированные этим обстоятельством, что сразу же уехали домой. Однако главное разочарование ждало их впереди, во время принесения присяги. Как оказалось, высшим авторитетом, которому они должны были принести клятву, было не французское правительство или чины Вермахта, но лично Адольф Гитлер. В этот раз немцы не стали отпускать немногочисленных жалобщиков и отказников домой, а отправили их в концлагеря. Ссылка на Youtube: Фернан де Бринон, представитель правительства Виши при немецком командовании в Париже посещает церемонию окончания курсов обучения и отправки Легиона на фронт.
Большинство же несогласных с принесением клятвы решило, что они уже и так достаточно далеко зашли, "коготок увяз - пропала птичка", а потому им оставалось только стиснуть зубы и сконцентрироваться на своей главной цели - "крестовом походе против большевизма". Формально добровольцам разрешили именоваться "Французским Легионом борцов с большевизмом", но де-факто они стали 638-м пехотным полком Вермахта, полностью интегрированным и подчинённым в немецкие армейские структуры.
Мотивация у легионеров была самая разная: от желания повторить "славный поход прадедов в 1812 году" до банального зарабатывания денег, поскольку средняя зарплата легионера была в 3-4 раза выше, чем у простого рабочего в те годы. Некоторые, в основном парни лет 18-20, простодушно признавались, что хотели посмотреть мир и вырваться из своих душных провинциальных городков, где ничего не происходило. Как гласила надпись на рекрутинговом плакате в одном произведении, "записывайся в армию, путешествуй по миру, встречай новых людей - и убей их!" Самая невероятная мотивация обнаружилась у группы французских моряков, желавших отомстить за погром французского флота англичанами при Мерс-эль-Кебире посредством сражения с Красной Армией. Каким образом они смогли бы поквитаться с англичанами, не вполне понятно, так как за короткое время своего пребывания на фронте они не столкнулись даже с первыми английскими танками, принявшими участие в битве за Москву.
Католическим капелланом полка (в дивизии также был и протестантский пастор) стал человек, пожалуй, даже слишком хорошо подходивший для этой роли. Монсеньор граф Жан де Майоль де Люпе, выходец из аристократической семьи, священник, герой Первой Мировой войны, кавалер 15 медалей и орденов, среди которых был Орден Почётного Легиона, всю свою жизнь был убеждённым монархистом до тех пор, пока не посетил съезд нацистов в Нюрнберге в 1938 году. Неизвестно, какое дьявольское откровение посетило тогда 66-летнего священника, однако после этого он стал убеждённым нацистом, и в проповедях имя Христа всё больше отступало перед именем Адольфа Гитлера.
Подчёркивая его красноречие и дар убеждения, французский историк Жан Мабир писал, что "де Люпе мог обратить Гитлера в христианство и его не пришлось бы долго подталкивать к тому, чтобы сравнить Гиммлера с архангелом Михаилом". Из всех коллаборационистских лидеров, напутствовавших в конце октября 1941 года отправлявшихся на Восток легионеров, он был единственным, кто закончил свою речь словами "Хайль Гитлер!" С этими словами первые подразделения Легиона отправились по тому же пути, который проделывали их предки более сотни лет назад.
Невероятные злоключения французов в России
Знаменитая фраза Гегеля о повторении исторической трагедии в виде фарса давно стала избитой, однако ни тогда, ни сейчас на свой счёт её мало кто воспринимает. Идея повторения походов славных солдат Наполеона даже сейчас способна захватить умы родившихся за пределами Франции людей с весьма печальными последствиями для них и окружающих - что уж говорить о коренных французах, жаждущих подвигов и славы. По причине нехватки автотранспорта и наступившей распутицы, большей части дивизии пришлось пешком проделывать путь на фронт из многих сотен километров.
Не подкованные лошади проваливались в грязь и ломали ноги, выданная униформа не защищала от наступивших в начале ноября морозов, а обмороженных и обессилевших солдат просто оставляли на дороге без медицинской помощи. Из-за жестокости командира полка Лебонна среди офицеров возник заговор (или его видимость), и к тяготам похода добавились внутренние распри, повлекшие за собой чистку рядов.
Готовясь к схватке с русским медведем, французы ожидали ударов его могучих когтей, но никак не к коварного воздействия названной в честь него болезни. Более трети легионеров подхватили дизентерию и сопутствующие заболевания, и стальные ряды борцов с большевизмом каждые пару часов рассыпались по придорожным кустам, что ещё сильнее замедлило и без того черепаший темп их передвижения. Не будучи предупреждёнными о том, что реконструкцию похода Великой Армии им придётся начинать с финальной его части в приближённых к историческому оригиналу условиях, легионеры начали дезертировать десятками, и к концу ноября, когда первый батальон полка наконец прибыл на фронт, из 2300 человек полк недосчитался около четырёх сотен.
Почти каждый российский автор, пишущий о Легионе, считает своей священной обязанностью упомянуть, что обращение фельдмаршала фон Клюге к легионерам, сделанное на Бородинском поле, является не более, чем историческим мифом. Не желая нарушать научную традицию, я также скажу, что хотя обращение действительно имело место, но произошло оно в конце ноября в деревне недалеко от линии фронта, проходившей к тому времени в десятках километров восточнее Бородинского поля. В фильме же вообще указывается дата 13 октября, когда Легион всё ещё находился в Польше. Ссылка на Youtube: Отрывок из фильма "Битва за Москву"
Стратегия и тактика к началу декабря 1941 года
Французский 638-й полк приписали к 7-й пехотной дивизии Вермахта, которая занимала позиции в районе Нарских прудов к северу от оккупированного Наро-Фоминска. Немцы, с одной стороны, не были в восторге от таких пополнений, однако учитывая серьёзные потери, которые понесли практически все немецкие дивизии в ходе наступления на Москву, даже "лягушатники" выглядели желанным подкреплением. К 24 ноября, когда первый батальон полка начал выдвигаться на боевые позиции, немцы возобновили забуксовавшее в конце октября наступление на Москву. В те дни группа армий "Центр" делала свой последний решающий рывок с целью окружить Москву, разметав на своём пути поредевшие советские дивизии.
По выражению Дэвида Гланца, словно бы два окровавленных титана пытались нанести решающий удар выдохшемуся за долгие месяцы противнику. Немецкое высшее командование, как пишет американский историк Дэвид Стахел, постоянно игнорировало сообщения с мест о нехватке техники и живой силы, подстроившись под Гитлера, который тем более отрывался от реальности, чем ближе его войска подходили к советской столице. Такой настрой резонировал и с настроениями немецких солдат, которым казалось, что останется преодолеть ещё пять-шесть десятков километров, и наступит конец войне с её смертью и холодом.
Хотя основные ударные группировки Вермахта были сконцентрированы к северу и югу от Москвы, в самом начале декабря немцы решили нанести поддерживающий удар на центральном участке. Обходя главные магистрали, где были сосредоточены главные укрепления и силы наших войск, немецкие танковые клинья совершили дерзкие прорывы по просёлочным дорогам, угрожая выйти в тыл нашим частям как к северу от дороги из Истры до Красногорска у деревни Нефедьево, так и к северу от Киевского шоссе в деревне Юшково. В то время, как Ставка накапливала дивизии в тылу для начала контрнаступления, на фронт поступало минимальное количество подкреплений, и потому приходилось бросать в бой последние наличные резервы.
Одним из таких прорывов должно было стать продвижение немецких частей с берегов реки Нары от Наро-Фоминска на Кубинку. В случае успеха немцы не только могли бы выйти в тылы советской 5-й армии, но и даже ворваться в расположение её штаба. После этого дорога на Москву вдоль Минского шоссе была бы открыта. Поддерживать этот бросок немцев, выделивших несколько десятков танков для атаки вдоль Наро-Фоминского шоссе, должны были французские легионеры. Им было необходимо атаковать село Дютьково, находившееся в 3 километрах от расположенного вдоль шоссе села Акулово. Выполнив эту задачу, французы могли бы зайти во фланг и тыл оборонявшим Акулово нашим частям, из-за чего наша оборона на этом участке могла бы развалиться при одновременном ударе с двух сторон.
Бой под Дютьково
Первая рота легионеров начала свою атаку в 12.30 1 декабря 1941 года. Во французских источниках говорится о температуре -22 градуса, однако по данным московской метеостанции на Ходынском поле, её среднее дневное значение составляло всего лишь 8 градусов ниже ноля. В предрассветные часы выпал лёгкий снег, а к полудню в этом районе мела лёгкая позёмка.
Повторить славу "старых ворчунов Императора" солдат повёл лейтенант Жан Жене, без одной буквы тёзка знаменитого драматурга. В его роте было чуть более сотни человек, которые поначалу довольно быстро продвигались вперёд через лесной массив, но вскоре залегли под ураганным огнём с замаскированных советских позиций у кромки леса. Порядки легионеров были видны как на ладони, но несмотря на это они всё же не дрогнули и открыли ответный огонь. Как прокомментировал эту атаку немецкий наблюдатель, привычный к большей тактической изощрённости своей армии, "отважная, но абсолютно идиотская атака французских добровольцев, как во времена Фридриха Великого".
В итоге одна часть роты залегла на поле, а другая часть заметалась в лесу, прижатая пулемётным огнём и обстреливаемая артиллерией 154-го гаубичного полка майора Василия Чевгуса. Наблюдательный пункт артиллеристов находился на колокольне церкви Рождества Богородицы в Дютьково, откуда вся местность просматривалась как на ладони. Мне удалось забраться на колокольню этой церкви, откуда я сделал несколько снимков поля боя.
Видя, что первая рота не продвигается, командование полка отправило на подмогу 2-ю роту под руководством Жана Дюпона. Хотя её наступление проходило несколько более успешно, ответный огонь советских пулемётчиков вызвал немалое замешательство и в её рядах.
Из воспоминаний связиста Ларфу: "Вот и большое чистое поле. Так-так-так, поприветствовал меня пулемёт с другой стороны реки... Мы решаем бросить радио и идти самим... У окраины леса мёртвые русские. Они ещё тёплые. Легионеры достигли первых линий. Лес становится всё чаще. Я потерялся... Господи, как холодно! Ветер зловеще воет в лесу. Мне кажется, что это смерть зовёт меня... Что за пулемёты бьют справа? Три штуки. Куда мы попали? Похоже на русских в их шинелях. Ну да, это русские. Мы что, на территории врага?"
Понять, где именно проходила атака французов, было довольно сложно. Ни в русских, ни во французских текстах я не нашёл точного описания расположения частей, советские отчётные карты оборонявшихся там частей нарисованы от руки и очень условны. На французской карте на пути атаки французов изображён густой лес, хотя в тексте говорится о поле, а на советской карте показано, будто атака шла со стороны Больших Семёнычей, хотя это село враг ни разу не занимал. В итоге лишь зайдя на ресурс сопоставления карт Еtomesto, я на карте 1940 года увидел чистое поле на месте нынешнего садоводства "Конструктор". Именно по его территории и продвигались легионеры на советские позиции. Согласно схеме боевого порядка артиллерии 32 стрелковой дивизии, именно по восточной границе садоводства и проходила первая линия советской обороны.
Согласно французским отчётам, вторая рота заняла 12 деревянных блиндажей у окраины нынешнего садоводства. После этого вторая рота соединилась с частью первой, прошла через лес и добралась до поля к югу от Дютьково. Выполнив первую часть плана, французам оставалось дожать советские части и выбить их из села. Первоначальный успех, пусть и не самый блестящий, приободрил легионеров, и они ринулись в новую атаку по этому полю.
На этом месте я должен раскрыть карты и сообщить истинную причину исследования этого незначительного по меркам огромного фронта эпизода. То, что привлекло меня к этому месту 6 лет назад, было использование уникальных на тот момент огнемётов ФОГ, принятых на вооружение в июле 1941 года. В советских текстах, особенно описывающих проходившее в нескольких километров от Дютьково на Наро-Фоминском шоссе сражение под Акулово, огнемёты предстают практически как чудо-оружие, моментально испепелившее полдюжины танков и несколько десятков человек пехоты. С опытом чтения статей по истории войны я выработал очень настороженное отношение к подобным рассказам.
Так, например, до сих пор в интернете гуляет история из недр музея "Ленэнерго", где говорится о том, что одним движением рубильника спрятанные под землёй высоковольтные линии уничтожили "более 500 немецких солдат и офицеров". Едва ли стоит упоминать, что эта история никакими немецкими или советскими документами не подтверждается. Более того, иногда и описанные в наградных листах эпизоды вызывают серьёзные сомнения полным отсутствием упоминания потерь с немецкой стороны, как в случае боя Зиновия Колобанова 20 августа 1941 года. И это не говоря о воздушных боях, где все стороны любили приписывать себе несуществующие победы. Потому, за неимением документов, описывающих тот бой с немецкой стороны, я задался целью найти описания его со стороны французов, так как такое файер-шоу явно не могло остаться незамеченным его участниками.
Вначале результаты поиска были не слишком обнадёживающими. В книге Пауля Кареля, известного в военно-исторических кругах описаниями боёв на Восточном фронте, сколь красочными, столь же и пропагандистски неточными, о боях в этом районе было написано крайне скупо, будто ничего достойного упоминания не происходило. В нескольких статьях я нашёл упоминание эсесовца Отто Вайдингера, который писал о "криках погибающих в огненном шторме товарищей", но источника цитаты ни в одной статье не приводилось, да и воевал он хоть и под Москвой, но совсем в другом месте.
В книге Олега Бэйды о Легионе, которую я активно использовал для этой статьи, приводится рассказ процитированного выше связиста Ларфу о "необычных минах, которые при взрыве давали огромный огненный шар". Но и это едва ли могло быть полноценным подтверждением, поскольку среди французов было множество необстрелянных новобранцев, для которых любой взрыв мог показаться "огненной сферой". И всё же мой поиск увенчался успехом. В книге венгерского исследователя Кристиана Бене приводится цитата из ставшего после войны писателем легионера Марка Ожье, написавшего воспоминания об этом бое под псевдонимом Saint-Loup. Я приведу его описание боя от первой атаки до выхода французов на огнемёты:
"Прикрытые снегом ямы в земле будто бы поглотили солдат, которые вылезают из них покрытые инеем, словно персонажи рождественской сказки. Лес, образующий полудугу перед ними, будто бы предоставляет защиту для роты Жене, расположенной к югу от них. Она уже достигла края леса, в то время, как первая рота оказалась в центре открытого пространства примерно в 1000 метрах от своих исходных позиций.
Внезапно тёмная полоса впереди начинает сиять светом молодой луны. Тысяча золотых хлопьев поднимается из-под веток елей, после чего отрывается от них и рассыпается на тучу светлячков, выстреливая лучами в сторону добровольцев. Русские, засевшие в берёзовых дотах вдоль опушки леса и прильнувшие к стволам сосен, внезапно открывают ураганный огонь. Французская атака не стала для них неожиданностью, и ряды легионеров распадаются на отдельные группы чёрных точек, хорошо видимых на снегу. Солдаты застывают на месте, падают и более не встают. Отделение тяжёлых пулемётов, поддерживающее стрелков, моментально глохнет под концентрированным огнём противника. Их пулемёты разбиты, стрелки и заряжающие один за другим выбывают из строя. Только двое из них смогли ползком отойти в сторону кустарника в то время, как пули выбивали пульсирующие гейзеры из снега вокруг них. Стрелки из других взводов прижаты к земле и не решаются сдвинуться с места, спазматически выпуская очереди из пулемётов и винтовок куда-то в сторону врага, даже не пытаясь прицелиться.
Только лишь атака второй роты позволила преодолеть первую линию советской обороны и продолжить наступление. Однако, дальнейшее продвижение было остановлено ранее не разведанными советскими минными полями, на которых начали подрываться наши солдаты. Тем не менее, они смогли захватить 12 советских дерево-земляных укреплений, которые после неточного огня дивизионной артиллерии оставались практически невредимыми.
Вторая рота смогла достичь края леса, выходящего на деревню Дюково [так Дютьково ошибочно называли французы - А.Ш.] к 14.30 с незначительными потерями. Некоторые взводы попытались продолжить наступление на деревню, но были остановлены неким минным полем на которым был произведён взрывной залп из зарытых бутылок с бензином, пламя которых причинило серьёзный урон нападавшим.
В итоге вторая рота вынуждена была оставить своих убитых и раненых на поле боя и отступила к лесу. Это была самая восточная точка, которой достигли легионеры в той кампании, так как вскоре в этом секторе немецкие атаки были остановлены по всему фронту и более не возобновлялись." Так как простые бутылки с бензином не могли произвести такого эффекта, применённое оружие действительно было ни чем иным, как фугасными огнемётами.
Так этот эпизод выглядел с советской стороны, цитата из статьи А. Бабушкина «Советские огнемётчики в боях под Кубинкой»:
"Утром 1 декабря противник перешёл в наступление на оборонявшийся в районе Дютьково 1-й батальон 113-го стрелкового полка. Огнемётчики 1-го взвода 26-й отдельной роты фугасных огнемётов во главе с командиром роты лейтенантом Михаилом Степановичем Собецким и командиром взвода лейтенантом Иваном Владимировичем Швагером хорошо подготовились к бою и внимательно наблюдали за наступавшей пехотой, стараясь раньше времени себя не обнаружить.
Огнемёты и подрывные пункты были тщательно замаскированы. Помог в этом и выпавший снег. Когда около роты гитлеровцев подошло к огнемётным позициям на 50–60 м, был произведён одновременный подрыв 20 огнемётов.
Этот материал и фотографии взяты из статьи А.И. Кондрашова
На фронте в 300–350 м внезапно возникла сплошная стена огня. Вязкая огнемётная смесь, ещё загустевшая на морозе, выбрасывалась из резервуаров огнемётов на 100–120 м. Поэтому весь боевой порядок роты немецких автоматчиков был накрыт пламенем. [Конечно, речь идёт о французах - А.Ш.]
Гитлеровцы были буквально ошеломлены этим внезапным залпом. Многие из них в горевшем обмундировании, бросив оружие и снаряжение, катались по снегу, некоторые старались сбить пламя ветками, но это им не удавалось. Шесть солдат в загоревшейся одежде бросились в пруд.
В результате огнемётного залпа 60 гитлеровцев были уничтожены, остальные бежали. В это время по отступающим открыли интенсивный ружейно-пулемётный огонь стрелки. В общей сложности они уничтожили более роты гитлеровцев."
Не обошла вниманием появление французов под Москвой и газета "Известия": «Среди разгромленных на Можайском направлении частей немецкой армии оказался французский "добровольческий" легион. Это тот самый французский легион, о котором недавно германское информационное бюро поведало миру, что он "принимает участие в борьбе против большевизма и создал гимн, в котором проявляется дух войск и их политические устремления". Вот начальные строки этого "гимна": "Чтобы вам помочь, мы объявили себя добровольцами, ради вас бьются наши сердца. Мы — добрые французы. Как хорошие добровольцы, мы уничтожим ложь и террор…" Итак, сердца "добрых французов" из легиона полковника Лябонна бьются ради гитлеровских бандитов, поработивших Францию."
И без того злосчастный "Французский Легион борцов с большевизмом", потерявший едва ли не четверть бойцов только на пути к полю боя, умудрился нарваться на хорошо организованную огнемётную засаду, которая на всём огромном фронте находилась именно в узкой полосе его наступления.
Согласно подсчётам и О. Бэйды, и К. Бене, количество погибших в тот день на поле боя французов было максимум 20 человек, однако вместе с ранеными и обмороженными потери действительно могли достигать размеров роты. После этого эпизода немецкое командование сочло легионеров непригодными для ведения наступательных действий. Французов отвели в деревню Выглядово, где они занимали оборону ещё неделю под неослабеващим огнём 154-го гаубичного полка, а затем были надолго убраны с линии фронта.
Наступление на Дютьково оказалось их первой и последней атакой, где плохо обученные легионеры едва ли снискали ту славу, о которой мечтали. Олег Бэйда расценивает их результат как удовлетворительный, однако было бы интересно посмотреть документы державшей тогда оборону на этом участке 32-й дивизии, а именно план боя и донесения о потерях за эти дни. На сайте "Память народа" цепочка донесений 113 стрелкового полка прерывается как раз перед французской атакой и возобновляется только через несколько дней. Учитывая, что документы 26-й огнемётной роты были засекречены, вполне возможно, что упоминающие роту документы дивизии также пока что находятся под грифом "Секретно".
Если план оборонительных действий предполагал подпустить врага к огнемётной засаде, как это было в соседнем Акулово, то это объясняет столь лёгкую сдачу передовых позиций советскими солдатами, и в таком случае даже то частичное выполнение задачи французами в тот день можно рассматривать как "выигрыш в игре в поддавки". Но до публикации документов это лишь моё предположение.
В качестве эпилога
Главными героями того дня, несомненно, стали солдаты 26-й отдельной огнемётной роты, сумевшие грамотно организовать свою засаду. Многие из них были представлены к орденам и медалям, а уже 6 декабря начальник химических войск 5-й Армии Брегадзе, начальник химических войск Западного фронта Шальков и Швец, командир 2-го взвода огнемётов, сжёгших несколько немецких танков у Акулово, были приняты лично Сталиным в Кремле. По итогам этого эпизода 8 декабря был издан приказ войскам Западного фронта, в котором огневые валы и огнемётные засады описывались как исключительно эффективный способ ведения обороны. Как пишет в своей статье Александр Палладин, "вскоре 15 огнемётчиков получили ордена Боевого Красного Знамени и Красной Звезды, а 26-я отдельная рота фугасных огнемётов первой из огнемётных частей Красной армии удостоилась ордена Красного Знамени.
9 декабря 1941 года Государственный комитет обороны принял постановление «О формировании огнемётных рот», и уже через пару недель было создано 30 новых огнемётных рот и запасной огнемётный батальон." Хотя в дальнейшем столь впечатляющих засад с таким психологическим эффектом организовать не получалось, ФОГи активно использовались при боях в городских условиях на коротких дистанциях, выжигая очаги сопротивления врага в Сталинграде и городах Восточной Пруссии. Немцы же остались под таким впечатлением от нового оружия, что несмотря на свою более развитую химическую промышленность и давно сложившуюся практику использования ранцевых огнемётов на поле боя, скопировали для себя советский огнемёт с самыми минимальными изменениями под названием Abwehrflammenwerfer 42.
Легион после удаления с линии фронта отправился обратно в сторону Смоленска пешим порядком, продолжая терять как людей, так и остатки боевого духа. После продолжительного переформирования французов отправили воевать с большевизмом в тыловых районах, причём по иронии судьбы они вели боевые действия против партизан в районе Березины, надолго ставшей во французком языке символом полного фиаско. Участвуя в жестоких антипартизанских рейдах, французы отличились отчаянным мародёрством, а жестокостью порой не уступали немцам. В 1944 году из них сформируют дивизию "Шарлемань", которая понесёт тяжёлые потери в боях с Красной Армией в Померании. Последние несколько сотен французских "борцов с большевизмом" погибнут при штурме Берлина. Но это уже совсем другая история.
Примечательно, что к двухлетней годовщине создания Легиона в августе 1943 года вишистское правительство подарило ему новое знамя. Помимо надписи "Легиону французских добровольцев от Франции" на нём были вышиты, по традиции, названия славных битв, в которых отличилось подразделение. Первая из них была «1941–1942 Djukowo», а вторая «1942–1943 Beresina». Переправа через Березину, ставшая олицетворением провала стратегии Наполеона и гибели его Великой Армии, встала в один символический ряд с одним из тех мест, где провалились замыслы Гитлера и его приспешников. Даже с учётом сегодняшнего послезнания, не может не удивлять сознательная слепота тех людей, кто упорно называл поражения победами, всё более втягиваясь в ту чёрную воронку, которая привела их к печальному итогу на руинах Рейхстага.
Капеллан де Люпе успеет к 1944 году получить ранг штурмбанфюрера СС, духовно окормляя "Шарлемань" проповедями "во имя Папы и нашего фюрера Адольфа Гитлера". После войны он будет арестован, лишён гражданства, званий и наград и приговорён к 15 годам тюрьмы французским судом в 1947 году. Однако через четыре года ему дадут условно-досрочное освобождение, после чего он проведёт остаток лет в монашеской общине в Версале, скончавшись в 1955 году. Де Люпе будет похоронен в окружении семьи и друзей в своём родовом поместье. Проповедь "святого чёрта" не прекратится даже после его смерти, так как на его могилу регулярно приносят цветы французы неонацистских и крайне правых убеждений.
Процитированный выше Ожье после войны будет заочно приговорён к смертной казни, уйдёт в подполье и сбежит в Аргентину, где станет военным инструктором и даже тренером по горным лыжам для Евы Перон. Обнаружив в себе талант писателя ещё до войны, он издаст в конце 40-х годов несколько книг, одна из которых номинировалась на Гонкуровскую премию. В последний момент въедливые журналисты раскопают его нацистское прошлое, и премия пройдёт мимо него. По возвращении во Францию в 1953 году он будет арестован, но после вынесения приговора моментально амнистирован. Впоследствии он напишет немало книг и статей о лыжном спорте и мотогонках, но ещё более - о "доблестных защитниках Европы от азиатского большевизма". Как и де Люпе, он умрёт в возрасте 82 лет.
Одним из немногих легионеров, кто в полной мере понёс ответственность за свои деяния, был полковник Лябонн, которому в 1945 году дали пожизненное заключение. Он умер в тюрьме в 1966 году.
Что же до поля боя, то проезжающему через Дютьково путешественнику "ни камень, ни крест" не скажет, где бесславно закончился поход самопровозглашённых "защитников Европы", равно как ничто не поведает о наших огнемётчиках и проходившей там линии фронта. При этом уникальность этого поля боя заключается в том, что несмотря на совсем ничтожное количество участвовавших там войск по меркам огромного фронта, оно заключает в себе множество смыслов и отправных точек для рассуждений о российской и мировой истории. Говоря о французской стороне, это и пресловутое столкновение цивилизаций и то, к чему приводят фантазии о былом величии и национальной исключительности, и идеи крестового похода в союзе с нацистами против "разрушительных для мирового порядка сил". Говоря о советских солдатах, здесь можно подчеркнуть не только упорную оборону села, но также их способность "воевать не числом, а умением" и применение ими передового оружия, что контрастирует с популярными представлениями о тотальной технической отсталости и плохой выучке Красной Армии.
Только в 2017 году в соседнем Акулово была установлена маленькая мемориальная доска, посвящённая огнемётчикам, а в прошлом году принято решение об установке отдельной большой плиты на мемориале 32-й дивизии, посвящённой 26-й отдельной роте. Что любопытно, мемориал в Акулово находится довольно далеко от того места, где была организована огнемётная засада.
В силу разных исторических обстоятельств понятие "мемориала" в нашей стране присутствует, а вот понятия "мемориализации поля боя" у нас почти нет, если не считать Бородино и Куликово Поле. Равно как и понимания того, насколько пребывание на том самом месте, где совершались важные для истории страны события, усиливает ощущение сопричастности к подвигу предков, буквально к хождению по их следам. Это то пространство памяти и непрерывности истории, за которые, помимо прочего, воевали наши предки. И если кто-то скажет, что в таком случае памятные знаки надо будет ставить повсюду, то остаётся только обратить его внимание на такие места, как северо-восток Франции и запад Бельгии, где подобных знаков иногда набирается с десяток на километр дороги. Остаётся надеяться, что рано или поздно и мы к придём к пониманию ценности такого паломничества.