Сегодня, 82 года назад - Исполком Ленсовета принимает решение "О мобилизации населения, в порядке трудовой повинности, на работы по очистке дворов, улиц, площадей и набережных гор. Ленинграда"
Коллаж: Загородный проспект, Ленинград, конец марта 1942 года / Загородный проспект, Санкт-Петербург, 25 марта 2024 года
В конце марта, когда ленинградцы приходили в жилконторы за карточками, получить заветные кусочки бумаги можно было только подтвердив своё участие в работах по уборке города. Исключение составляли только беременные, кормящие грудью и ухаживающие в одиночку за детьми до 8 лет женщины, а также неспособные к такому труду вследствие дистрофии и болезней. По многочисленным воспоминаниям, врачи с большой неохотой выдавали листки нетрудоспособности, и едва передвигавшие ноги люди были вынуждены по 6-8 часов выдалбливать изо льда мёртвые тела и швырять замёрзшие нечистоты в кузова грузовиков. Очистка города длилась с 27 марта по 15 апреля, и хотя немало ленинградцев надорвались на этих работах, город спасён от того уничтожающего мора, на который возлагали надежды немцы. Будучи хорошо осведомлёнными о ситуации в городе, они имели веские основания считать, что то, что не сделал голод, доделают болезни. Хотя в нескольких районах города были вспышки инфекционных заболеваний, катастрофы удалось избежать.
Так об уборке города весной 1942 года писала Ольга Берггольц:
"О да, - простые, бедные слова
мы точно в первый раз произносили,
мы говорили: солнце, свет, трава,
как произносят: жизнь, любовь и сила.
А помнишь ли, как с города ледник
сдирали мы, четырежды проклятый,
как бил в панель ногой один старик
и всё кричал: "Асфальт, асфальт, ребята!.."
Так, милый берег видя с корабля,
кричали в старину: "Земля, земля!.."
Пронзительное описание этого периода блокады оставил в своём дневнике-мемуаре главный механик Ленинградского Металлического Завода Георгий Кулагин, которое я предлагаю вашему вниманию.
Из дневника и воспоминаний Георгия Андреевича Кулагина, главного механика Ленинградского металлического завода в годы блокады:
"Помню, в конце марта, на повороте проспекта возле "Арсенала", я видел человека в рваных валенках и грязном ватнике. Он скалывал лёд с трамвайного пути. Он был один. Около него не было старшего. Его никто не понукал. Медленно, с напряжением, он поднимал кирку. Неверно, вкось, ударялась она о твёрдый лёд и отскакивала в сторону. Слабые руки не могли как следует направить её и удержать. Много секунд после каждого удара оставался этот человек в согнутом положении. Кирка лежала на боку, а он как бы задумывался о чём-то или собирался заснуть. Ему было неимоверно тяжело снова распрямлять поясницу. Но он распрямлял и, как во сне, пошатываясь от усилия, поднимал дрожащую кирку и слабо тюкал. Крошечные лунки оставались в каменно-твёрдом льду, и казалась безнадёжной эта борьба. Человек изнемогал под тяжестью собственного тела. Сила земного притяжения утроилась, удесятерилась для него. Но он продолжал делать своё дело...
Я постоял около него и отошёл, через два десятка шагов оглянулся и увидел, как он снова тяжело поднял колеблющуюся кирку, тюкнул ею и застыл в неестественной позе. Кирка как бы примёрзла к мостовой, а сам он, казалось, был навсегда прикован к ней. Пошли долгие секунды, а он продолжал неподвижно стоять.
Я ушёл.
Сколько таких в Ленинграде? Они идут, работают, падают, встают, иногда умирают тут же на улице. Они бьют проклятый лёд слабеющими руками, бьют слабо, упорно, непрестанно. Как это назвать? Героизмом? Слишком необычно поведение ленинградцев для того, чтобы к ним пристало это блестящее и громкое слово.
Но как это ни называй, работа продолжается. Посиневшие от холода люди звенят лопатами, тащат санки с нечистотами и слабо долбят лёд. И лёд, твёрдый, как камень тюрьмы, поддаётся. Улицы очищаются. Это настоящее чудо. И его творят опухшие, голодные люди. Люди, которых бомбят с воздуха, в которых стреляют из дальнобойных орудий. Люди, измученные холодом, цингой, поносом. Люди, с которыми смерть вот уже полгода изо дня в день играет в кошки-мышки. Они похоронили близких - матерей, отцов, детей, - но не сдались. Это женщины и мужчины, старики и подростки, рабочие и интеллигенты. Это ленинградцы. Какие можно найти слова, чтобы рассказать о них? Где ещё и когда такое было видано?..
А пока мы чистим свой город. Тяжело поднимаются кирки в ослабевших руках, учащённо бьются истощённые сердца при каждом ударе лома. Летят из-под ломов ледяные брызги. Скрипят санки, слышны жалобы, ругань, но слышен и смех. Кто-то нашёл подо льдом канализационный люк, а за это полагается пачка филичевого табака. Не теряющие юмора дистрофики называют его "Букет моей бабушки" или "Смерть немецким оккупантам".